Тема «казгеноцида», то есть «голодомора» в Казахстане, очень богата на примеры различных передергиваний и фальсификаций. Поскольку задачи пропагандистов состояли в том, чтобы сфабриковать такое представление о коллективизации и оседании кочевников в Казахстане, которое противоречит действительности, обойтись без фальсификаций они не могли.
Вот и Роберт Киндлер, автор книги «Сталинские кочевники: Власть и голод в Казахстане» (в русском переводе: М., «РОССПЭН», 2017), пошел по этому же пути.
Книга его оснащена обширным научным аппаратом со множеством ссылок на публикации и архивные документы. Почти каждое свое утверждение он подкрепляет ссылкой. Казалось бы, что тут может быть не так? Выясняется, что – может.
Авторы-«голодоморщики» частенько ссылаются на документы, смысл и содержание которых противоречат их утверждениям, то есть не гнушаются умышленной подтасовкой фактов. В книге – одно, в документах – совсем другое, и весь расчет делается на то, что читатель не станет проверять ссылки.
В отношении архивных документов это еще и довольно трудно. Скажем, проверить ссылки Киндлера на архивы в РГАЭ или ГАРФ даже для московских исследователей непросто, поскольку заказ и просмотр дел в архиве требует немалого времени. Для исследователей из других регионов России это и вовсе почти исключено: чтобы проверить ссылки в книге потребовалось бы устраивать целую экспедицию в московские архивы.
Обычно этот прием сходит с рук, поскольку утверждения в книге, «подкрепленной» ссылками на архивы, от частого цитирования становятся чем-то общепринятым, а самого такого автора от разоблачения защищает уже некая устоявшаяся репутация.
Однако тут Роберту Киндлеру не повезло. Я работал над своей книгой «Казгеноцид», которого не было», и просматривал довольно большое количество архивных документов в ГАРФ и РГАЭ. Открыв дело с документами совещания о развитии промышленного животноводства в КазАССР у заместителя наркома земледелия СССР Г.Ф. Гринько (РГАЭ, ф. 7486, оп. 19, д. 10), я увидел подпись Киндлера. Как известно, каждое архивное дело вложен лист выдачи, в котором каждый, кто его заказывает и читает, должен расписаться. Этот лист сохраняет имена всех, кто когда-либо знакомился с документами. Подпись Киндлера стояла первой в списке, то есть он был первым читателем этого дела; подпись датирована 22 января 2009 года. Что ж, молодец, нашел ранее неиспользованные документы. Посмотрим, как он их использовал…
Как план сделался заключением на план
Итак, 15 марта 1930 года заместитель наркома земледелия СССР Г.Ф. Гринько, опытный хозяйственник и финансист, созвал у себя в кабинете совещание по поводу плана развития промышленного животноводства в Казакской АССР в течение оставшихся трех лет первой пятилетки. Дело открывается письмом о месте и времени проведения совещания. Были истребованы различные документы к совещанию: проекты, записки, статистические материалы. В деле была записка об основных идеях развития животноводства на три года пятилетки, заключение по пятилетнему плану развития сельского хозяйства КазАССР, переписка между ведомствами, обширная рукописная записка о технических сторонах промышленного животноводства в Казахстане и так далее. То есть это черновые материалы, которые читались и обсуждались на этом совещании. Среди них особенно много было таблиц, напечатанных на пишущей машинке на тонкой, папиросной бумаге: так можно было сделать 15–20 копий за раз, если проложить листы копировальной бумагой.
Собравшихся интересовало, насколько предложенный Госпланом и Совнаркомом КазАССР план реалистичен, и потому рассматривался он по возможности всесторонне. Эти документы отражают раннюю стадию планирования и осуществления коллективизации и оседания кочевников еще до того, как разразился сильный хозяйственный кризис.
Киндлер пишет: «В окончательном заключении наркомата казахский план даже назван в принципе разумным и «реалистичным»» (Киндлер, с. 160; ссылка у него на документ – РГАЭ, ф. 7486, оп. 19, д. 10, лл. 1-10; «О перспективах сельского хозяйства Казакстана»).
Вообще-то, листы под указанными Киндлером номерами были не заключением Наркомата земледелия СССР, а исходным документом, который рассматривался на совещании. Заключение было дальше, и у тов. Гринько было другое мнение по поводу представленного плана: «План Казакстана исходит из ставки на крупные колхозы, базирующиеся в основном на высокой машинной технике». Далее указывалось, что к 1933 году предполагалось, что 75% колхозов будут охвачены машинно-тракторными станциями. Гринько пришел к такому заключению: «Осуществление такой программы выходит за пределы материальных возможностей Союза» (РГАЭ, ф. 7486, оп. 19, д. 10, л. 24).
Небольшая ловкость рук, и принятый к рассмотрению документ вдруг стал «заключением» в расчете на то, что его ссылки проверять не будут. Так у Киндлера получилось, будто бы Наркомат земледелия СССР одобрил план КазАССР. Причем это не случайная ошибка, а намеренная фальсификация.
Заключение было оформлено на бланке Наркомзема СССР в виде небольшого письма, и было подписано самим Гринько. Киндлер, когда читал дело, несомненно, его видел.
Проигнорированный документ
Киндлер пишет в той части своей книге, в которой он упоминает это совещание, о планах масштабного оседания казахских кочевников и приводит некоторые цифры. До 1933 года должно было осесть 430 тысяч хозяйств (Киндлер, с. 158; ссылка на доклад Ураза Исаева, подготовленного в апреле 1930 года, документ находится в казахстанском архиве – ЦГАРК). Затем он пишет в абзаце, в котором якобы пересказывает мнение Гринько: «Вместо запланированных 433 тысяч хозяйств в наступившем году можно будет расселить в лучшем случае 380 тысяч семей» (Киндлер, с. 160; ссылка на РГАЭ, ф. 7486, оп. 19, д. 10, л. 19 об).
Во-первых, тут он придал своей фразе такую форму, что не очень ясно, идет ли речь об оседании или каком-то другом расселении. Впрочем, это может быть неточностью переводчика. Во-вторых, это все тот же исходный документ, который рассматривали на совещании, а вовсе не мнение или заключение Гринько.
Но весь интерес даже не в этом. В деле были приложены статистические таблицы, которые выражали планы по приросту количества хозяйств по категориям (РГАЭ, ф. 7486, оп. 19, д. 10, л. 49). Таблица, отпечатанная на листочке папиросной бумаги, представляет собой один из самых замечательных документов всего дела:
Киндлер ее видел, но пролистнул и не использовал. Эта таблица полностью разрушала весь миф о «казгеноциде», который он старался подпереть своим трудом.
Во-первых, этот документ прямо доказывает отсутствие каких-либо планов «геноцида казахов», поскольку в нем указано увеличение количества казахских хозяйств. Поскольку каждое хозяйство – это люди, в данном случае семья, то увеличение количества хозяйств равнозначно увеличению населения. В казахском хозяйстве в среднем было 4,8 человек, так что численность казахов по этому плану должна была увеличиться с 4133,2 тысяч человек в 1929/30 году до 4355 тысяч человек в 1932/33 году.
Теперь нечего закатывать глазки, что, мол, документов с планом «геноцида» не найдено, но мы-то понимаем, что… Найден документ, который прямо и недвусмысленно противоречит всем разговорам о том, что в советском руководстве кто-то обдумывал или планировал сокращение численности казахов.
Во-вторых, отчетливо видна динамика того, как казахские хозяйства должны были переходить из кочевых в оседающие, а затем в оседлые хозяйства. В 1929/30 году было 34,1% оседлых, 9,8% оседающих и 56% кочевых казахских хозяйств (это данные, отражавшие достигнутый уровень), а в 1932/33 году должно было стать 34,3% оседлых, 41,9% оседающих и 23,6% кочевых хозяйств. Структура казахского общества сильно менялась.
Подчеркнем еще, что Киндлер, как и остальные «голодоморщики», говорит только об оседании (насильственном, принудительном и так далее), противопоставляя его кочеванию (исконно казахскому образу жизни). А тут мы видим, что уже к началу всего процесса существовала большая прослойка оседлых казахов, более чем в треть общей численности хозяйств.
Это резко меняет всю картину. Одно дело утверждать, что казахи не умели жить оседло, их заставили, и они от этого погибли, как говорится в мифе о «казгеноциде». Но тут и выясняется, что почти 300 тысяч хозяйств или 1,4 млн казахов в 1929/30 году уже перешли на оседлость; скажу даже более – пахали и сеяли, и ничего страшного с ними не произошло. Если почти полтора миллиона казахов смогло осесть, то почему у других не могло получиться?
Киндлер должен был, найдя эту таблицу, усомниться в верности той теории, которую он развивал в своей книге. Однако он просто проигнорировал этот очень важный документ, словно бы его и не было вовсе. Какая поразительная честность и объективность!
В-третьих, эта таблица показывает, что кочевое казахское скотоводство в первой пятилетке не планировалось сводить под корень, равно как и не предполагалось сгона казахов с земли, чтобы устроить русских переселенцев и провести русификацию Казахстана.
Киндлер между тем пишет: «В Наркомате земледелия (Наркомземе) в Москве эти планы встретили скептически. Против самого замысла прикрепить кочевников к земле, чтобы сделать «свободные площади» пригодными для использования переселенцами, там ничего не имели» (Киндлер, с. 159).
То есть он дает понять, что все это оседание было ради сгона казахов с земли и переселения в Казахстан русских. При этом в деле была справка о планах землеустройства (РГАЭ, ф. 7486, оп. 19, д. 10, л. 29), в которой говорилось, что планируется распределить 64,1 млн гектаров, в том числе:
Зернотресту – 6 млн гектаров,
Совхозцентру – 6 млн,
Тресту «Скотовод» – 13 млн,
Тресту «Овцевод» – 17 млн,
Переселение – 8,4 млн,
Прочие и распределенные – 13,3 млн гектаров.
План был практически исполнен, и по отчету VIII Казакстанской партконференции 1933 года, было выделено земли:
Совхозам – 30,2 млн гектаров,
Колхозам – 6,4 млн. гектаров,
МТС – 0,8 млн гектаров,
Оседающим хозяйствам – 10,3 млн гектаров.
Всего – 49,7 млн. гектаров.
Таким образом, фонд под переселение – это фонд земли под оседание казахских кочевых хозяйств, а вовсе не русских. Тут Киндлер просто не разобрался в вопросе или передергивал умышленно.
В общем и целом получается вранье с «опорой на архивы». По–другому это нельзя назвать. Содержание документов, на которые Киндлер ссылался, не соответствует его утверждениям, и вообще, заключение Гринько совсем другое и по смыслу, и по содержанию. Киндлер проигнорировал целый ряд интересных, важных и информативных документов, которые были в деле, им затребованном и просмотренном.
Поскольку я это дело читал сам, уверен, что он не мог их не видеть, и их игнорирование есть вполне умышленное решение. Оно и понятно, даже одного примера таблицы роста казахских хозяйств достаточно, чтобы понять, насколько резко эти документы противоречили мифу «голодомора» в Казахстане, который он старался укрепить и насадить.
С этими документами Киндлер ничего не смог сделать, потому просто замалчивал их, в расчете на то, что в это архивное дело больше никто не полезет, а если кто и полезет, то не поймет, с чем столкнулся.
Примеров Сары Камерон и Роберта Киндлера, в принципе, достаточно, чтобы понять, какой в действительности их доказательный базис. Если же устроить подробный разбор их книг, то, думаю, можно будет почти в каждом предложении, сноске и ссылке найти искажения, передергивания и фальсификации.
Специально для «Столетия»
