На встрече президента США Джо Байдена с президентами стран Центральной Азии снова говорили о так называемой «зеленой экономике». Региональные лидеры чуть ли не открытым текстом предлагали американцам в обмен на «зеленые проекты» списать какую-то часть внешнего долга.
И все, вроде бы, ничего, но возникает вопрос: понимают ли президенты Токаев, Жапаров и остальные, что в нынешних условиях «зеленые проекты» - это уничтожение национальных экономик их стран? При этом, не факт, что американцы дадут те деньги, какие региону необходимы. А денег необходимо много.
Почем природа для народа?
Нужно напомнить, с чего началось это «зеленое сумасшествие», не возвращаясь назад слишком сильно.
С чего бы начать? Пожалуй, с 1992 года. Тогда страны Центральной Азии, в числе прочих, подписали в Рио-де-Жанейро Framework Convention on Climate Change — Рамочную Конвенцию ООН по изменению климата. В силу она вступила через два года.
В 2015 году в Париже в рамках FCCC все страны-члены ООН приняли, а год спустя — подписали соглашение, регулирующее меры по снижению содержания углекислого газа в атмосфере с 2020 года. Его так и называют - «Парижским соглашением». Этот документ обязал его подписантов удержать рост глобальной средней температуры «намного ниже» 2°C и «приложить усилия» для ограничения роста температуры величиной 1,5°C. Казахстан и Туркменистан ратифицировали Парижское соглашение в 2016 году, Таджикистан — в 2017 году, а Узбекистан и Кыргызстан — в 2018 и 2019 годах соответственно.
По версии его авторов, Парижское соглашение «значительно сократит риски и воздействия изменения климата».
СМИ писали:
«В рамках Парижского соглашения развивающиеся страны получат более $100 млрд на модернизацию своего промышленного оборудования от развитых стран».
В 2010 году под это дело ООН даже создала «Зеленый климатический фонд». Платят туда по большей части развитые государства, но главный донор — все те же США. И это — если не учитывать, что на программы, связанные с «глобальным потеплением», в мире и без того расходуется $150 млрд ежегодно.
Строго говоря, проблемами экологии, о которой, как нам говорят, заботится «Парижское соглашение», системно заниматься на государственном уровне в странах Центральной Азии не любят. Да, законы об охране природы в странах региона существуют. Но от Астаны до Ашхабада об экологических проблемах вспоминают, в основном, для того, чтобы разжалобить иностранных доноров и попробовать получить от них какие-то деньги. Тем более что в преддверии Глобального саммита по климатическим амбициям в сентябре этого года Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш призвал резко увеличить инвестиции в возобновляемые источники энергии (ВИЭ) во всем мире.
Что вообще надо знать о «Парижском соглашении»? Прежде всего, то, что его ратификация — чисто политическое решение, чтобы обозначить свое участие в глобальной повестке дня. В целом это соглашение определяет, что для успешной борьбы с изменением климата нужно сокращать выбросы парниковых газов. Разрабатывать и выполнять меры по сокращению выбросов будут национальные правительства. Как они это будут делать — их головная боль. Но главное здесь — постепенный отказ от традиционных технологий добычи, переработки и использования полезных ископаемых в пользу «зеленых» технологий. Начиная с 2022 года, обновляться обязательства по «Парижскому соглашению» будут каждые пять лет.
Что для реализации «Парижского соглашения» предстоит сделать странам Центральной Азии?
Во-первых, жестко ограничить выбросы в атмосферу загрязняющих веществ промышленных и добывающих предприятий. Во-вторых, перевести весь автомобильный транспорт на газомоторное топливо — это два. В-третьих, построить правильные транспортные развязки и объездные дороги. В-четвертых, посадить много деревьев, чтобы компенсировать выброс углекислых газов. Ну а в-пятых, перевести весь частный сектор жилого фонда в странах региона с угля на газ.
Благие намерения
Каковы же в Центральной Азии стартовые условия для того, чтобы выполнить «хотелки», прописанные в «Парижском соглашении»?
Казахстан. Около 70% электроэнергии здесь вырабатывается из угля, еще 14,6% – из гидроресурсов, а 10,6% – из газа. Нефть дает Казахстану 4,9% электроэнергии.
Узбекистан. Здесь 66% электроэнергии дает газ, 19% – уголь, а 13% – ГЭС.
Кыргызстан. Гидроэлектростанции обеспечивают 88,5% всей кыргызской электроэнергии, а остальные 11,5% дают ТЭЦ, которые работают на угле и мазуте.
Таджикистан. В этой республике ГЭС дают 87,6% всей электроэнергии. Тепловых станции, которые, как у их северных соседей, также работают на угле и мазуте, приходится около 12,4%.
Туркменистан. Здесь всю электроэнергию обеспечивает природный газ.
Электроэнергия, напомним, не только освещает дома и квартиры бытовых, скажем так, потребителей. Она — еще и основа промышленности. Полгода назад ООН обнародовала весьма интересные данные. Оказывается, для того, чтобы повысить устойчивость энергоснабжения за счет использования традиционных источников энергии, в Центральную Азию нужно инвестировать до 2050 года около $1,407 трлн.
Призыв переходить на «ветряки» и энергию солнца здесь — более чем понятен. Но понятно и то, что странам Центральной Азии предложили просто убить свою экономику, которая на 95% зависит от ископаемого топлива. Дальнейшее предугадать несложно: если перенаправить инвестиции с угля, нефти и газа на ВИЭ, то в регионе случится экономическая катастрофа. В лучшем случае (если здесь вообще применимо слово «лучший») страны Центральной Азии вынуждены будут продавать «транснационалам» остатки своих ресурсов за копейки. В худшем — в регионе за эти самые остатки ресурсов начнется война.
Впрочем, убить экономику стран Центральной Азии можно и по-другому. Например, в мае 2019 года тогдашний директор-распорядитель МВФ Кристин Лагард высказалась в пользу введения во всех странах мира налога на выбросы парниковых газов. Еще раз: во всех странах — развивающихся тоже. Лагард и директор департамента МВФ по налоговой политике Витор Гаспар предложили облагать 1 тонну СО2 налогом на сумму в $70.
Но за три месяца до предложения Лагард-Гаспара — в феврале того же 2019 года - Госагентство охраны окружающей среды и лесного хозяйства Кыргызстана подсчитало, что в атмосферу только одного Бишкека каждый год выбрасывается около 240 тысяч тонн вредных веществ. Если бы МВФ «продавил» этот налог, то Кыргызстан ежегодно платил бы в среднем $16,8 млн только за Бишкек.
В прошлом году в атмосферу Казахстана было выброшено более 1 млн тонн вредных веществ. В Узбекистане, по итогам 2020 года, объем выбросов загрязняющих веществ в атмосферу от загрязняющих стационарных источников составил 924,4 тысячи тонн. В Таджикистане в 2019 году зафиксировали свыше полумиллиона тонн вредных выбросов. Каждый может сейчас взять калькулятор и подсчитать, сколько платили бы страны Центральной Азии за загрязнение окружающей среды. По сути, это — запретительный налог на развитие. В условиях существующего технологического уклада, объем выбросов находится в прямой пропорциональной зависимости с темпами развития. Здесь атомные электростанции пришлись бы весьма кстати, но против них (конкретно — российских) в мире сейчас идет мощная информационная кампания.
Теперь возникает вопрос: будут ли в этом году подводиться итоги первого этапа реализации «Парижского соглашения»? Впрочем, странам Запада сейчас явно не до этого — идет специальная военная операция России на Украине. Так что, итоги либо будут подводить, либо нет. Но одно можно сказать точно: СВО уже сломала игры многим.
И да: плохая экология (и это — еще очень мягко сказано) действительно является серьезной проблемой для Центральной Азии. Однако необходимо, чтобы экологическая политика в каждой стране региона была суверенной. То есть, исходила из интересов жителей Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана, а не США, Германии или Британии. Которые, под видом заботы об экологии региона, готовят его к внешнему управлению.
