Центр социально-экономических и геополитических исследований опубликовал аналитический материал, посвященный геополитической оценке событий в Афганистане. В нем говорится, что с 2021 года в стране так и не появилось никакой политической силы равной движению «Талибан».
Также авторы предостерегают о недопущении ситуации 1990-х годов, когда изоляция «Талибана» способствовала его крайней радикализации и интеграции с международным терроризмом.
В публикации также указывается, что с правительством талибов необходимо работать, вести диалог.
Здесь можно частично не согласиться с таким суждением. Да, после августа 2021 года ряд стран, в особенности соседей, с настороженностью относились к возможности диалога с талибами.
Особенно на фоне того, что Таджикистан и Узбекистан приняли у себя афганских беженцев, часть из которых талибы разыскивали (к примеру, пилотов).
Но вскоре вектор отношения к Кабулу изменился: хочешь не хочешь, а выстраивать отношения необходимо, так как кому выгодно иметь такого «взрывоопасного» соседа.
Поэтому и Кыргызстан, и Узбекистан, и даже Казахстан, стали активно развивать диалог с нынешним правительством Афганистана, отправлять туда гуманитарную помощь. Диалог у среднеазиатских соседей сохраняется и в меру возможного развивается.
Далее редакция проводит следующий тезис, касающийся переплетения геополитического пространства: влияние украинского конфликта на развитие событий в Афганистане (читай всем центральноазиатском регионе).
В качестве экспертной оценки приводится комментарий востоковеда, доктора исторических наук, Александра Князева, рассказавшего о противостоянии мировых центров силы, а также перехода СВО на Украине в статус войны коллективного Запада против России актуализирует вопрос о недопущении открытия второго антироссийского фронта.
Раскрученный Западом маховик войны на Украине, грозит затянуть в себя и совершенно далекие от Киева регионы. Это же касается и Центральной Азии. Тут все просто – несмотря на уход в 2021 году из Афганистана коллективный Запад во главе с США все еще не потерял интереса к региону.
И мотивы его (Запада и США) вполне логичны и резонны: продолжать сохранять нестабильность в Афганистане, чтобы держать в напряжении региональные державы – Китай, Россию, Иран.
А при случае и отвлекать внимание соперников от других значимых вопросов и проблем. Одним словом – гибридная война в действии.
На сегодняшний день движение «Талибан» контролирует всю территорию страны, хотя этот контроль пока сложно назвать уверенным. Однако уровень безопасности внутри Афганистана и уровень стабильности в стране в разы вырос, по сравнению с тем, что было накануне прихода «Талибана» к власти в Кабуле.
При этом факторы, воспроизводящие нестабильность в стране, легко дифференцируются на две основные категории. Во-первых, это сохраняющееся присутствие на территории страны международных террористов, имеющих преимущественно иностранное происхождение (как по составу участников, так и по источникам финансирования и, соответственно, по постановке задач). Таких как ИГИЛ, «Аль-Кайда».
Что касается в минимизации угроз рисков со стороны ИГИЛ и подобных группировок, то это объективно требует участия региональных стран.
Существует прецедент проведения совместного расследования Кабулом и Ташкентом случая обстрелов территории Узбекистана с афганской стороны боевиками ИГИЛ — прецедент на самом деле очень важный и достойный того, чтобы быть продолженным в системной и широкой, уже на уровне макрорегиона, практике.
Страны Центральной Азии, Россия, Китай, Иран и Пакистан располагают немаленькими возможностями по отслеживанию активности экстремистов и террористов, включая спутниковую разведку.
Во-вторых, фактором нестабильности нужно считать и многочисленные «антиталибские» группы, именующие себя со свойственной всем афганцам пафосностью «фронтами», или, на худой конец, «советами». Эти силы немногочисленны, преимущественно виртуальны, никто из них не контролирует какие-либо критически важные территории в пределах Афганистана.
Тем не менее, не будучи сколько-нибудь организованным и имеющим широкую поддержку реальным сопротивлением, они последовательно вносят свой вклад в снижение уровня стабильности в стране и априори являются наиболее важным ресурсом внешних акторов в случае роста интереса последних к эскалации военно-диверсионной и террористической дестабилизации в стране.
Чаще всего локальные диверсии этих групп только провоцируют талибов на какие-то репрессивные меры, что, конечно же, стабильности не способствует. И по большому счету, получается, что международные террористические группировки и декларируемые как антиталибские «фронты», выполняют в конечном счете одну и ту же задачу: сохранение в Афганистане состояния войны.
Основная публичная мотивация «антиталибских» групп в общих чертах и на первый взгляд вроде бы совпадает с теми условиями, которые основные внешние акторы афганской политики — с разными, правда, коннотациями — предлагают «Талибану» как основу для формального международного признания сформированного им правительства.
Это формирование т.н. «инклюзивного» правительства, это либерализация женского образования, и это нейтрализация угроз с территории Афганистана вовне.
За пределами этой риторики остаются главные мотивы лидеров данных групп — участие во власти как способ участия в контроле над основными ресурсами и финансовыми потоками.
Ну, а поскольку в рамках централизованного государства, в управлении которым при любом раскладе будут доминировать пуштуны из числа функционеров «Талибана», сформировать подобную схему представляется сложным или невозможным, в предлагаемых моделях государственного устройства возникает некий призрак федерализации.
Все без исключения «антиталибские» группы ищут поддержку в США и Европе и жаждут эскалации войны, и если эта поддержка пока минимальна, то это только вопрос тактики в политике США и их союзников в том географическом пространстве, безопасность и стабильность которого завязана на ситуацию в Афганистане.
Тот же «Фронт национального сопротивления Афганистана» в своих заявлениях регулярно выражает надежду на победу республиканцев на выборах в конгресс в США, поскольку республиканцы декларируют необходимость оказания помощи этим силам в Афганистане.
К слову, заодно этот «фронт» столь же регулярно выражает поддержку как киевскому режиму, так и западной поддержке этому режиму, проводя параллели между Афганистаном и Украиной как «фронтами борьбы за демократию».
Напомним, что Афганистан еще со времен Российской империи был объектом внимания англосаксов (после Индии, конечно), где соприкасались интересы Москвы, только осваивающей земли Туркестана, и Лондона – этакий геополитический узел. И так как история циклична, то неудивительно, если в самом центре Азии вновь сойдутся интересы «сильных мира сего».
В сложившейся вокруг Афганистана ситуации необходимо отметить, что переход российской специальной военной операции на Украине в статус войны коллективного Запада против России актуализирует вопрос о недопущении открытия второго антироссийского фронта.
И два, пожалуй, наиболее важных направления в этом контексте — закавказское и среднеазиатское, которые при наименее благоприятном развитии событий могут соединиться на Каспии.
Важнейшим обстоятельством этого потенциального театра гибридной войны остается дальнейшая стабилизация ситуации в Афганистане. Пока же интерес США и их союзников заключается в простом поддержании обстановки в этой стране в состоянии, содержащем потенциал угроз и рисков для стран, являющихся в современной ситуации прямыми противниками США и НАТО: России, Ирана и Китая.
Возможности негативного влияния США на ситуацию в Афганистане осознаются и в Туркмении, Узбекистане, Пакистане, для которых данная невнятная и мало предсказуемая ситуация является средством непрямого давления, естественно, со стороны США.
